Художники пишут свою родину. Как видят, какой любят, какой хотят показать. Уже ушли в далекое прошлое шестидесятые, когда Фатьянов был молодым и творил, творил, творил. А нам на память остались бревенчатые деревни с баньками и лодки, спящие в летней ночи. Лодки - само совершенство. Линии плавные, фигуры сексуально загадочные. Ловлю себя на мысли, что так любовно художники обычно только женские очертания пишут. И лодки действительно напоминают девушек, заснувших под ласковое шуршание волны.
Немолодая кимжанка Ксения в нарядном уборе величественна. Ну и что, что крестьянка или рыбачка из глухой глубинки. Вид как у королевы. А вот строится поселок. Сразу мысль приходит, что не умирали тогда поселки, не прозябали в пьянстве и нищете, а бурлили жизнью. Бегали и кричали дети, старики сидели на завалинке, остальные работали, работали и работали... чтобы сегодняшний день встретить спокойно и радостно. Не вышло. Что теперь в том поселке?
И у Фатьянова, и у Лешукова - плоты на реке, баржи, пароходики. Они как песня, как сказка о прошлом. В них опять же совершенство и жизнь, бурлящая, бодро бороздящая волны. А какие берега! Ярко красные или рыжие, празднично осыпанные хвойным лесом. Ученые говорят буднично - краснозем... не понимая, что это и есть поэзия.
А во всей этой праздничной красоте вкраплениями умиротворение деревянных купольных и шатровых храмов, не ярких и помпезных, а небольших и скромных, как сама окружающая природа, как лошадки особой мезенской породы. Здесь всё миниатюрное, а оттого по-особому утонченное.
Павел Лешуков еще и лирикой порадовал. Натюрморт на столе как поэма. Керосинка, краюха хлеба, тапочки у стены, лохмато-расписные, а в оконце возок с лошадкой виднеются. А рядом совершенно другой образ, образ меткого люминесцентно-желтого солнца. Оно как подтверждение вечности жизни одевает в сияние сосновый бор и убеждает - все будет хорошо.
Елена ДОИЛЬНИЦЫНА
.JPG)
